Преступление и ожидание. Гарри Каспаров о том, почему Кремль боится санкций, а Запад боится их накладывать

Санкции носят не только экономический, но еще и психологический характер. И те, против кого направлены санкции, делают свои выводы, исходя из оценки конкретных целей санкционной политики. Можно ввести самые разнообразные санкции, но при этом и дипломатически «подмигнуть». Да, санкции вводятся, потому что нет другого выхода, потому что вы, например, аннексировали Крым, отравили лидера оппозиции, поддержали диктатора соседней страны. Но при этом есть негласное понимание: никто не собирается идти до конца — использовать санкции по назначению, а именно прекратить преступную практику данного режима.

Поэтому санкции, которые используются против путинского режима, носят двойственный характер. В большинстве своем, это реакция на общественное мнение и попытка сохранить лицо. И Путин это прекрасно понимает. Сколько бы ни кричала российская пропаганда о том, что цель санкций — смена режима, такой цели никто даже близко не ставит. Западные лидеры уклоняются как только могут от принятия тех санкций, которые могли бы по-настоящему ударить по стабильности путинского режима, и всячески стараются сохранять, как они говорят, «каналы для коммуникации».

Даже в ситуации с Белоруссией ведущие страны Евросоюза отказываются включать Лукашенко в список персон нон-грата, что, по сути, противоречит их же непризнанию итогов сфальсифицированных выборов, на которых Лукашенко разгромно проиграл. Вроде бы благоприятнейший момент — и все равно непоследовательность в действиях! И даже в очевидной, казалось бы, ситуации с покушением на Навального, учитывая «кредитную историю» российского режима, все равно пока что видны разнообразные дипломатические маневры, цель которых — смягчить последствия санкций. Запад боится конфронтации, и Путин это понимает.

Очевидно, что сегодня Лукашенко — фигура несамостоятельная. Но Запад панически боится неопределенности. Ему так комфортно, он уже привык к определенному алгоритму: да, есть диктаторы и режимы, которые нас не устраивают, но мы как-то в этой ситуации выкручиваемся. Да, может быть, есть возможность постепенно сдвинуть Лукашенко, которого Путин уговорит на компромиссную фигуру — условного Бабарико, который будет выглядеть пристойной заменой. При этом западные политики вообще не рассматривают в качестве субъекта белорусский народ, который на 80% проголосовал против Лукашенко и который сейчас выходит на улицы, несмотря на репрессии. А воля белорусского народа ясна как никогда: он не хочет ни Лукашенко, ни присоединения к России. Очевидно, что молодежь Беларуси полностью ориентирована на Европу. В этих условиях поведение европейских лидеров трусливо и, конечно, помогает диктаторам находить дополнительные возможности для маневров.

Вопрос не в том, какие санкции будут введены. Первична политическая воля. Когда различные санкции применяла американская администрация, особенно, при президенте Рональде Рейгане, то было понятно, что речь шла о жестком противостоянии. Никто не собирался разрывать дипотношения с СССР, прекращать переговоры по сокращению стратегических вооружений. Тем не менее, была четкая цель: заставить Советский Союз прекратить агрессивную войну в Афганистане, прекратить подрыв западных демократий, финансирование ультралевых движений, так называемых сторонников мира и разоружения.

Сейчас палитра политических групп, которые открыто поддерживают Путина, стала гораздо шире и включает в себя ультраправых, которые стали, кстати, даже более желанными «клиентами» с точки зрения российского мафиозного режима. Поэтому Путин смотрит на эти «санкционные» телодвижения Запада, ухмыляется и видит, что реальной угрозы по-прежнему нет. Он повидал восемь лет политики Барака Обамы, который даже после Грузии пытался, несмотря ни на что, наладить отношения с Кремлем. Санкции после Крыма тоже носили довольно условный характер, а Германия наоборот резко увеличила закупки российского газа. Поэтому Путин, оценивая ситуацию в целом, приходит к выводу: пошумят, покричат — и что дальше? Поэтому и Лавров, и Песков сегодня вполне искренне недоумевают резкой реакции Запада. Ведь отравление Навального после Грузии и Украины, убийств Политковской, Литвиненко и Немцова, Хангошвили и других чеченцев, покушения на Скрипаля — это же не повод портить отношения. К тому же Навальный остался жив.

Запад даже не смог полноценно отреагировать на бомбардировки в Сирии, где убиты сотни тысяч людей, а миллионы бежали в Европу. А ведь Башар Асад — тоже российский клиент, который, кстати, активно применял против сирийского народа химическое оружие. И тут тоже возникает интересный вопрос: а куда делось это химическое оружие, которое Асад должен был уничтожить под надзором России? Учитывая российскую практику подписывать договора и не выполнять их, я подозреваю, что оно в целости и сохранности ждет своего часа.

Принципиальность Запада в противостоянии абсолютно бандитским методам во многом носит пиар-характер. Помимо России, этим пользуется и Китай. Вовсю идет геноцид уйгурского народа — и что? Гонконгский суверенитет растоптан, потому что Китай счел, что сейчас наступил благоприятный момент для нарушения своих международных обязательств. Пекину сейчас это невыгодно. И что? Тоже ничего. Поэтому, вопрос, какие санкции должны быть, к сожалению, по-прежнему вторичен. А на первом месте остается вопрос: готов ли Запад пойти на те санкции, которые по-настоящему будут душить режим?

Палитра подобных санкций разнообразна. Во-первых, Запад за 20 последние лет мог бы избавиться от зависимости от российской нефти и газа — по крайней мере, резко ее ограничить. Мог, но не сделал. Более того, вкладывались огромные деньги, чтобы эту зависимость усугубить. Во-вторых, западные разведки прекрасно знают, где хранятся все деньги российской верхушки. Понятно, что «виолончель Ролдугина» — это вершина айсберга. При желании Запад может за сутки провести операцию по ополовиниванию, если не по ликвидации 90% активов путинской элиты.

Но проблема в том, что она уже интегрирована в Запад, который этот процесс много лет игнорировал. Точнее, просто с этим мирился, потому что так было выгодно. Поэтому русские олигархи могли покупать футбольные, баскетбольные и хоккейные клубы, вкладывать деньги в разнообразную инфраструктуру западных стран. Сотни миллиардов долларов уже стали частью западного мира при прямом попустительстве руководителей западных стран, многие из которых, между прочим, сами не брезговали участием в этом экономическом и финансовом процессе. Принятие по-настоящему жестких санкций, связанных с резким ограничением закупок российской нефти и газа, или с ликвидацией доступа к SWIFT, требует политической воли, которой сейчас не просматривается. И это еще раз подтверждает старую простую истину: каждый день промедления в отражении агрессии, пусть в данном случае в гибридных войнах, повышает цену вопроса. Понятно, что Вторую мировую войну можно было вполне предупредить и в 1936-ом, и в 1937-ом, и, может быть, даже еще в 1938 году. Но в какой-то момент становится поздно.

Особенность нынешней ситуации состоит в том, что сам Запад попал в такую коллизию, когда необходимо что-то предпринять. Отравление Навального, поскольку было вновь задействовано химическое оружие, невозможно проигнорировать. Нельзя сделать вид, что это внутреннее дело, как, скажем, было в случае с убийством Бориса Немцова. И Кремль не может свалить вину на неких чеченцев — понятно, что такая операция могла быть осуществлена только с разрешения на самом высоком уровне. И Запад, мне кажется, дошел до понимания, что такие вещи санкционируются лично Путиным. Отравление Навального — тест на то, как далеко готов идти Запад. Ответ на него будет получен в ближайшие месяцы — в зависимости от итогов президентских выборов в США.

Если Трамп вновь станет президентом, то, конечно, Путину при бездействии Европы удастся эту тему «заиграть». Но если Трамп не будет переизбран, то, судя по сегодняшнему накалу президентской кампании в США, в которой Путин играет свою роль, Америка может снова занять лидирующую позицию в вопросе санкций. Запад располагает всеми возможностями сломать хребет мафиозному режиму в России. Режим неустойчив, проблем внутри страны хватает. Совершенно очевидно, что Хабаровск — только одна из болевых точек. И если будет продемонстрирована политическая воля, то не исключено, что система даст трещины.

В непростой ситуации сегодня оказалась и канцлер Германии Ангела Меркель. Именно ее правительство всячески пыталось замять историю с убийством Хангошвили в центре Берлина и даже пыталась экстрадировать убийцу в Россию. Но под давлением общественного мнения и публикаций в прессе немецкому руководству все-таки пришлось вести расследование на своей территории.

Сейчас Меркель должна маневрировать. Ее карьера подходит к концу, и к ней остается много вопросов — в первую очередь, именно в том, что касается ее отношения к России и лично к Путину. Позорить себя сейчас ей тоже не с руки. Российская власть, категорически опровергнув версию отравления, загнала ситуацию в тупик. Не исключено, что в этих условиях Меркель придется идти на крайние меры, потому что отыграть историю уже не удастся. В Бундестаге нарастает оппозиция, как и внутри партии самой Меркель. Понятно, что на стороне России там по-прежнему играет мощнейшее лобби германских промышленников и бывший канцлер Герхард Шредер со связями в Социал-демократической партии. Но даже этого может не хватить, потому что общественное мнение требует действий — тем более что Навальный в Берлине и только-только вышел из комы.

Понятно, что эта история не закончится быстро — Навальный из этой клиники выйдет нескоро. Отмахнуться от этой истории уже невозможно. Но, по большому счету, кроме «Северного потока-2» у Германии больше нет никаких аргументов. И если эта попытка убийства останется без ответа, то это будет означать тотальную капитуляцию западного мира. Я думаю, к ней, кстати, ни Меркель, ни Макрон не готовы. Они готовы подыгрывать, но не капитулировать. Возможно, нынешняя подвешенная ситуация разрешится до американских выборов. Но, может быть, Париж и Берлин будут ждать 3 ноября.

В то же время нерешительность Запада, сколько бы она ни длилась, не повод для российской оппозиции отказываться от продвижения санкций как эффективного метода борьбы с путинским режимом. Как любил повторять Борис Немцов, в условиях, когда отсутствуют иные методы оценки оппозиционной деятельности, единственный объективный критерий — реакция властей. То, с какой бешеной энергией и злобой Путин и его прихвостни пытаются дискредитировать сами санкции, сколько сил, энергии и денег тратят на то, чтобы бороться с «законом Магнитского», говорит о том, что санкции, конечно, представляют для них серьезную угрозу. Санкции подрывают «священную корову» власти, потому что путинская власть базируется, как в любом мафиозном объединении, на гарантированной возможности безнаказанно грабить и хранить награбленное в обмен на стопроцентную лояльность. Путина поддерживают силовые элиты и бюрократический аппарат в России ровно потому, что лояльность верховному вождю, начальнику, пахану — как его ни назови — это единственный критерий оценки их эффективности. И пока ты лоялен, ты можешь беспрепятственно заниматься грабежом подведомственного населения и вывозом награбленного.

Санкции же создают проблему, потому что они ставят под сомнение способность Путина защищать то, что было награблено и размещено по всему миру. Это серьезный удар по его авторитету, демонстрация того, что он больше не контролирует западных партнеров. И это потенциально создает источники напряжения. Поэтому олигархи так рьяно пытаются или понизить градус санкций, или как-то выйти из санкционного режима. Но пока эти санкции точечные и перед ними не стоит цель заставить Россию изменить свое поведение, они не носят обвального характера. В принципе, все это понимают. Но также понимают и другое: если будет нажата условная красная кнопка и начнется настоящая охота за капиталами — не просто за олигархами, а за семьями, женами и детьми, — то ситуация может кардинально измениться. Именно поэтому санкционный режим в принципе вызывает такую бешеную негативную реакцию в Кремле.