Мнения
22 мая Государственная дума в третьем чтении рассмотрит закон об ответных мерах России на очередные западные санкции. Доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев разъяснил The Insider, почему этот документ никак не навредит западному бизнесу, а некоторые его пункты несут угрозу самим российским парламентариям.
Внесение документа 13 апреля представителями всех парламентских фракций вызвало большой резонанс, так как, с одной стороны, законодатели вознамерились было внести в «группу риска» все компании и банки, в капитале которых инвесторам из «нежелательных» стран принадлежало более 25%. С другой стороны, под запрет могли попасть товары 16 групп, многие из которых (в том числе более 900 наименований лекарственных препаратов) не производятся в России.
Данная мера является скорее инструментом устрашения, чем реальным средством борьбы с компаниями и товарами из «враждебных» стран
С самого начала ряд экспертов отметили низкую вероятность принятия закона в его изначальной редакции – и к последнему чтению из 16 ответных мер осталось всего 6. Более того, практически по всем позициям закон превратился в своего рода рекомендательный документ, который не требует введения санкций, а позволяет правительству к ним прибегнуть: это означает, что данная мера является скорее инструментом устрашения, чем реальным средством борьбы с компаниями и товарами из «враждебных» стран.
Параллельно обсуждался закон о введении в Уголовный кодекс поправок, карающих за «совершение гражданином России умышленных действий, способствующих введению иностранным государством <…> мер ограничительного характера в отношении российских частных и публичных субъектов, а также подконтрольных им лиц», за что предлагалось давать до 4 лет лишения свободы. Соответствующий законопроект также прошел первое чтение 15 мая и будет рассмотрен в окончательной версии в ближайшие недели; скорее всего, никаких радикальных изменений к последнему чтению в него внесено не будет.
И, наконец, завершающим элементом «стратегической триады» являлись законодательные новации о наказании российских компаний за соблюдение санкционных требований, которые тоже были в первом чтении проголосованы 15 мая; против них выступил и частный, и государственный бизнес, и сегодня их принятие выглядит маловероятным.
Можно по-разному относиться к содержанию и предназначению данных законопроектов, однако вряд ли будет преувеличением считать, что они носят чисто демонстрационный характер и призваны показать, сколь Россия независима от Запада и в какой степени уникален путь, по которому она в последнее время идет. И если исходить из такого предположения, то для максимального демонстрационного эффекта я бы рекомендовал парламентариям рассмотреть существенно иные варианты ответов на санкции. Ведь если задачей ставится лишение страны ощущения зависимости, например, от Соединенных Штатов, то это может быть скорее достигнуто вытеснением с нашего рынка не медицинской техники, лекарств, программного продукта или консалтинговых компаний, а тех американских брендов, которые обладают самым масштабным «визуальным присутствием» в России — причем с ними можно побороться с куда меньшими потерями для населения.
Возьмем самые очевидные символы «американизации» — сети быстрого питания. Сегодня в России действуют 645 ресторанов McDonalds, 643 забегаловки КFC, 595 ларьков Subway, 516 точек Burger King, не говоря уже о Papa John’s, Domino Pizza или находящегося за пределами диетической «вменяемости» Dunkin Donuts. Российские продажи McDonalds обеспечили компании в 2016 г. 80,2 млрд. руб. ($1,2 млрд.) выручки и 5,2 млрд. руб. ($77,5 млн.) прибыли. В последние годы они росли на 14–17% ежегодно на фоне глобального снижения выручки на 18,8% за 2013–2017 гг.
Страна без McDonalds лучше страны, в которой невозможно найти французский сыр, финское масло, немецкие сосиски или испанские фрукты
При этом мало кто готов присоединиться к мнению самих операторов быстрого питания, утверждая, что их продукция представляет собой образец сбалансированного рациона и полезна большей части населения. Ограничив или запретив деятельность таких сетей, российские власти продемонстрировали бы населению страны, что они готовы решительно бороться с американским присутствием, да и здоровью граждан не было нанесено никакого ущерба. При этом речь не может идти о конфискации собственности — такого пока не допускают даже в отношении российских олигархов; власти должны предложить схему выкупа бизнеса и последующую продажу освободившихся мощностей российским операторам «национальных» брендов. Мне кажется, что страна без McDonalds несомненно лучше страны, в которой невозможно найти французский сыр, финское масло, немецкие сосиски или испанские фрукты — да и сам такой шаг соответствует степени нашей особости.
Не менее очевидным примером присутствия компаний из США на российском рынке являются производители снэков, сладких газированных напитков, сигарет и алкоголя — продукции, которую также сложно назвать повышающей качество жизни ее потребителей. Россия — одна из самых курящих стран (с показателем в 2295 выкуриваемых сигарет на человека в год), причем это количество с 1992 г. выросло на 76%, тогда как в США оно за те же годы снизилось в 2,6 раза). British American Tobacco считает Россию одним из самых перспективных рынков — и, как мы видим, не зря.
Coca-Cola сбывала на пике своей популярности в России [в 2014 г.] более 2,2 млрд. литров своей продукции ежегодно, а для компании Mars со всеми ее многочисленными брендами — от Snickers до Wrigley — Россия давно стала крупнейшим рынком в Европе c ежегодной выручкой в 100 млрд. руб. Можно вспомнить и PepsiCo, которая в последнее время все больше переключается на производство снэков типа чипсов Lay's, или Kellog's с альтернативными чипсами Pringles, да и многие другие компании подобного рода. Влияние курения, а также потребления высококалорийных сладких напитков и массового низкокачественного шоколада и снэков на здоровье населения (в особенности — молодежи) сложно назвать положительным. Так что и в этом случае вытеснение данной продукции с российского рынка не встретит серьезного противодействия внутри страны (хотя, опять-таки, я ни в коем случае не веду речь о какой-либо экспроприации).
Если обратиться к вопросу о наказании граждан России за умышленные действия, способствующие введению иностранным государством новых санкций против нашей страны, то сам по себе этот закон — опять-таки, с точки зрения восприятия значимости самих указанных граждан — выглядит для российской политической элиты попросту самоуничижительным. Он так или иначе допускает, что действия российских политических активистов, журналистов-расследователей или экспертов способны существенно активизировать процесс введения санкций против нашей страны несмотря на то, что ограничительные меры вводятся отнюдь не по указанию российских политических эмигрантов, а вследствие развивающихся по собственной логике процессов в западных политических элитах.
Убийство Литвиненко, как и покушение на Скрипаля, стали блестящими примерами «умышленных действий российских граждан», спровоцировавших введение санкций против России
Если читать такой закон буквально, то сесть по нему первыми должны некоторые депутаты самой Государственной Думы, так как убийство Александра Литвиненко, как и покушение на Сергея Скрипаля, стали блестящими примерами «умышленных действий российских граждан», спровоцировавших введение санкций против России (а уж о причинно-следственной связи между аннексией Крыма и маргинализацией России я и вовсе молчу). Открыто признавать российских оппозиционеров создателями санкционной системы, повторюсь, кажется мне весьма сомнительным шагом с точки зрения имиджа страны как мощной глобальной державы, сбить которую с пути невозможно.
Соответственно, эта часть новаций могла бы быть направлена не на российских граждан, а на западных политиков. Возбуждать уголовные дела против официальных лиц иных государств России не привыкать — можно вспомнить дело, открытое против Дмитрия Яроша, главы запрещенного в России «Правого сектора». В той же логике можно было бы ввести норму о возможности уголовного преследования американских конгрессменов и депутатов Европарламента, да и непосредственно высокопоставленных иностранных чиновников. Подобный шаг срезонировал бы в российском общественном мнении куда сильнее, чем появление возможности уголовного преследования нескольких десятков отечественных оппозиционеров.
Что же касается вопроса о наказаниях российских компаний, соглашающихся соблюдать санкционный режим, то эта тема столь иррациональна, что ее «вброс» изначально предполагал только репутационные потери, так как реализовать подобную стратегию попросту невозможно. И речь тут не столько о «Сбербанке» или ВТБ, предпочитающих не работать в Крыму, сколько о крупнейших российских корпорациях, которые реализуют свою продукцию на внешних рынках и которые в случае введения против них ограничительных мер просто не могут не быть ими затронуты. Как бы кто ни относился к Олегу Дерипаске и его «Русалу», но вряд ли компанию можно наказывать на то, что она не продает алюминий за рубеж в прежних объемах из-за санкций — она просто не имеет возможности действовать иначе.
Подводя итог, скажу так: все законы типа тех, которые сегодня обсуждаются в Государственной думе, направлены не на обеспечение экономических интересов России или ее граждан (последнему более всего соответствует отсутствие любой реакции на санкции), а на решение чисто имиджевых задач и формирование у россиян ощущения того, что страна решительно и последовательно дает отпор тем, кто пытается ограничивать ее свободу «чудить» на международной арене. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что предлагаемые пока ответы в чисто пропагандистском аспекте совершенно неубедительны. Видимо, потому что серьезно «помериться санкциями» с внешним миром Россия совершенно не готова.