«Законы у нас не работают». Голоса Крыма — 7 лет спустя

«Цены московские, а зарплаты от московских далеки»

Олеся Ильина, учитель физики и астрономии, Бахчисарай

Сами по себе уроки, общение с детьми, родителями и администрацией особо не изменились. Первые три года было сложнее, так как программы во многом не совпадали по классам. Например, в Украине тема изучалась в 7-м классе, а в России в 8-м. Поэтому одни дети должны были по два раза изучать темы, а другие могли вообще ее пропустить. Приходилось во многом корректировать программы, меняться учебниками, чтобы пробелов не было.

Наша школа попала в программу «Базовая школа» и получила новое оборудование – проекторы, мультимедийные доски, демонстрационное оборудование в кабинеты физики, химии, биологии. Мы получили возможность проводить более современные уроки. Это очень большой плюс, потому что раньше основная часть оборудования была 70-80-х годов. Я не про парты и стулья, это как-то еще обновлялось с помощью родителей. И даже ноутбуки, телевизоры в кабинеты понемногу приобретались, а вот специальное предметное демонстрационное оборудование и наглядные пособия только под лозунгом – вы же зарплату получаете – купите сами.

Но хотелось бы, чтобы люди, планирующие такую модернизацию, были более квалифицированы. Например, прислали оборудование для демонстрации вакуума, но в комплект не добавили насос, который этот вакуум должен создавать; обновили электрификацию парт – провели провода, но не подключили их к сети – оставили провода калачиком под ногами у детей. Пришлось доделывать своими силами, что растянулось на несколько лет.

В России в разы больше бумажной работы, в основном дублирующей и ненужной. Самое неразумное, на мой взгляд, при стремлении всего мира к экологичности, сбережению ресурсов и переходе на цифровой документооборот - это распечатка и прошивка документации в нескольких экземплярах. А потом сканирование этих документов с подписью администрации. Хранить необходимо и печатную, и электронную версии. Все это отнимает много времени, которое хотелось бы тратить на поиск интересной информации к урокам.

Хочется меньше проверок, зачастую неоправданных и непродуманных, которые отнимают время и у учителей, и у детей (ВПР, НИКО, PISA, диагностические работы), а больше времени на работу непосредственно с детьми.

В языках, истории у Украины и России большие различия. При Украине русский язык был вторым, уроков было значительно меньше. Историю России вообще не изучали, только в рамках Всемирной истории. Но законы физики в любой стране работают одинаково. Астрономия как предмет в Украине была, поэтому нам было легче, когда её вернули в России, навыки уже были.

Деньги всегда больной вопрос. Хорошо было в самом начале, когда зарплату нам пересчитали на рубли, а цены были еще украинские. Потом с учётом блокады и пока не было моста, цены резко взлетели, и зарплата по покупательной способности, можно сказать, вернулась к тому же уровню. После строительства моста отговорка о дорогой доставке стала не актуальна, но цены никто снижать не стал. Так что цены у нас практически московские, а зарплаты от московских далеки.

«В Крыму законы не работают»

Алие Эмирусеинова, жена фигуранта дела о запрещенной в России Хизб ут-Тахрир

Мой супруг, Рустем Эмирусеинов, фигурант дела Хизб ут-Тахрир. Его арестовали два года назад в поселке Октябрьское Красногвардейского района и обвинили в организации террористической ячейки. Сначала муж был в СИЗО в Симферополе, потом его этапировали в Ростов-на Дону. Для нас, крымских татар, это значит, что его принудительно депортировали. Горькая история повторяется.

В ноябре мы услышали страшный приговор, совершенно несправедливый и ничем не обоснованный: супруга приговорили к 17 годам лишения свободы в колонии строгого режима с отбыванием первых двух лет в специальной тюрьме. Это какая-то новая мера.

Адвокат Рустема говорит, что условия содержания очень тяжелые, нет даже чистой питьевой воды, еда непригодна к употреблению, постоянно холодно, по камере бегают насекомые, унитаз расколотый. Пребывание более двух лет в таких условиях подорвало его здоровье. Он полностью потерял верхний ряд зубов, постоянно жалуется на проблемы с желудком и головные боли. Мы считаем, что на фигурантов таких дел хотят оказывать еще большее моральное давление и они являются узниками совести.

Мой супруг занимался торговлей, у него много партнеров в бизнес-среде, и никто не верил, что он террорист. Крым не видел терроризма. Исторически крымским татарам никогда не были никогда присущи насильственные действия. В период Украины между крымскими татарами, украинцами и русскими мы никогда не видели конфликтов и актов насилия на национальной почве. Внутри народа у нас очень тесные связи – мы близко общаемся с родственниками и соседями, даже если соседи другой национальности и религии. И когда забирают одного человека и обвиняют его в терроризме, семью поддерживают десятки людей. Никто не отворачивается, мы видим обратный эффект. В первые дни после ареста супруга ежедневно с утра и до вечера приезжали люди, которых мы не знали, и которые говорили: «Вы не останетесь одни. Мы с вами и мы будем с вами до конца».

В начале 90-х годов было массовое переселение крымских татар на историческую родину. Мы росли, учились, выходили замуж и женились, возрождали свои культурные ценности, люди свободно исповедовали свою религию и посещали мечети. 2014 год стал переломным периодом не только для нашей семьи, но и для всего народа. Ситуация поменялась и все перевернулось с ног на голову, пошло ужесточение. Ощущение такое, что мы живем в какой-то клетке. По сути, любому татарину-мусульманину можно предъявить обвинение то ли в экстремизме, то ли в терроризме, то ли в недоносительстве. И в такой реальности мы живем уже порядка 7 лет.

У нас с Рустемом трое детей. Раньше я могла всецело окунуться в атмосферу семейной жизни, отдать себя воспитанию детей и почувствовать себя настоящей матерью и супругой, а сейчас жизнь превратилась в сплошные суды, апелляции, передачки, новости об арестах, обысках ранним утром, о людях, которые пропадают без вести.

Когда забирают главу семьи, женщина вынуждена заменять для своих детей отца и мать. Дети растут без отца, лишенные отцовской любви и заботы, пожилые родители стареют без сыновей и умирают. Только после последних арестов в 2021 году уже 13 детей остались без отцов. У некоторых фигурантов появились дети уже после того, как их отцов забрали. Наши дети гордятся своим отцом, комплексов по поводу того, что отец в тюрьме у них нет. Он для них лучший. Они понимают что то, что сейчас делают в отношении Рустема, – несправедливость.

У крымских татар в целом есть сложившееся отношение к государству, которое серьезно нас преследовало. Когда был референдум, мы понимали, что это будет новая реальность, потому что мы видели, в каком положении живут граждане России. Люди выходили с одиночными пикетами - и сразу появлялись административные дела. Мой супруг участвовал в одиночных пикетах и высказывал свое мнение. Он никому не угрожал. Это разрешено российским законодательством. Сегодня мы видим, что в Крыму законы не работают.

Много говорят о поддержке крымских татар в России, их «социальной реабилитации», чтобы создать картинку того, что в Крыму все хорошо. И эту картинку нужно вынести не только на всероссийский, но и на международный уровень. Мы видим другую сторону медали, когда людей преследуют. Есть очевидные вещи, когда люди преследуются ни за что – за свою активность, за то, что они хотят жить на своей земле и исповедовать свои ценности. Никакие программы помощи и реабилитации не перекроют того, то что на самом деле в Крыму происходит.

Наше поколение было воспитано в атмосфере, когда наши родители хотели вернуться на родину своих родителей. Мое детство сопряжено с тем периодом, когда мы возвращались на родину предков. Основная часть жизни прошла в Крыму. Никогда не было желания куда-то уезжать. Если бы было стремление уехать, то, наверное, мы бы покинули Крым ещё в начале 2014 года. И мы не верим в то, что эти сроки ребята просидят. Мы верим, что это беззаконие закончится очень скоро.

«Журналистам теперь комфортнее работать в пресс-службах»

Сергей Сардыко, журналист, главный редактор газеты «Ялта»

В марте 2014 года у меня была газета «Ялта» и общественная организация «Клуб друзей Ялты». Потом я перерегистрировал их согласно российскому законодательству. Но даже для зарегистрированной газеты часто невозможно добиться приглашения на пресс-конференцию главы Крыма Аксенова. Последняя пресс-конференция была в конце декабря. Я позвонил пресс-секретарю, а она мне говорит: «Только для государственных и муниципальных газет». А как же вы бы в Англии работали, где нет ни государственных, ни муниципальных газет? Там уже капитализм построен, а мы все строим.

Сейчас после журфака Симферопольского университета выпускники идут больше в пресс-службы, потому что там спокойно. А когда работаешь журналистом, ты так или иначе кого-то задеваешь — госчиновника или коммерсанта. Многих журналистов никуда не приглашают, а в муниципальных изданиях очень низкие ставки по 12 тысяч в месяц. Поэтому уровень очень слабый. Что можно требовать от журналиста, который работает за такие деньги и вынужден ещё где-то подрабатывать?

Но такая ситуация не только с журналистикой. Семь лет идет отрицательная селекция кадров — например, у нас уже пятый или шестой министр здравоохранения и министр ЖКХ. Мы не успеваем их фамилии запомнить. Я в свое время с Зюгановым встречался и сказал: «Геннадий Андреевич, что такое? В 2014 году был такой патриотизм в Крыму. Мы хотели, чтобы это была витрина для всего мира — как должен строиться бизнес, как должен наводиться порядок. К сожалению, все идет с таким скрипом, усилиями». Зюганов мне сказал: «Крым живет так, как живет любой регион России сейчас». С одной стороны аэропорт, мост, трасса «Таврида», но с другой стороны такой примитив, такая тягучесть, с кадрами чехарда.

Последний громкий сюжет — это Форосский парк. Там тысячи человек жителей пришли на импровизированный митинг и на встречу с начальством, потому что людям жаль, что парк сносится. Снос объяснили строительством детского лагеря «Ак Барс». Формально он был выкуплен санаторий Федерацией профсоюзов Татарстана, а фактически там строятся татарские миллиардеры. Может быть, они движимы наилучшими побуждениями, чтобы дети там могли отдыхать. Но для местных жителей это очень болезненно, когда вырубают кедры, сосны, магнолии, не пускают на территорию парка. С «Артеком» было то же самое: раньше можно было любоваться территорией, а теперь сделали жуткий глухой забор.

Еще как раз во время перехода из Украины в Россию у нас разбило причал на набережной Ялты сильным штормом. Он стал аварийным, его закрыли ограждениями. И уже седьмой год его не могут демонтировать. В 2015 году Путин с Берлускони шли по набережной, и их не довели до причала, чтобы не показывать это. А все отдыхающие видят этот уродливый причал, который восстановлению не подлежит.

«Все деньги зависли в банке, и бизнес пришлось начинать с нуля»

Олег Кочеров, бывший предприниматель, активист, Симферополь

До вступления Крыма в состав России у меня было мощное производственное предприятие и технология, основанная на собственных разработках. Мы делали добавку для бетона, аналогов которой даже нет в Европе. Мы сотрудничали с 30% крупнейших заводов Украины, и там же брали сырье. С приходом России у нас бизнес ограбили – заморозили счета. У меня в Приватбанке повисла очень большая сумма, и мы не смогли добиться, чтобы новое правительство выплатило нам эти деньги, как договаривались с украинской стороной. Поначалу физлицам еще возвращали депозиты, но потом это все заглохло. Встал вопрос о том, что бизнес надо начинать с нуля, но производственный бизнес – это не купи и продай: надо изготовить продукцию, закупить сырье, дать людям попробовать.

В результате у меня не было ни денег, ни клиентской базы и сырьевой базы. Пришлось продать свое жилье и автомобиль. Я поднимал вопрос в совете города Симферополя по поддержке предпринимательства, но никакого толку. Параллельно я пытался перезапускать бизнес. Заказы шли очень туго, потому что это новая фирма на российском рынке, а чтобы закупить сырье нужном объеме надо было работать по предоплате. За два года больших минусов к 2016 году мы вышли в точку безубыточности. Параллельно я начал заниматься общественной деятельностью.

У меня остались в Украине прекрасные связи с ребятами, которые делают оборудование, и я купил станок для производства тротуарной плитки за $28 тыс., привез его, и тут на предприятии начались кошмары: пошли безумные проверки, потом необоснованные блокировки счетов. Мне позвонили из банка и сказали, что мой счет заблокирован за неуплату налогов за 1 квартал. Но я же пользуюсь 1С. Если бы у меня была недостача, то после первого отчетного периода с меня бы взыскали эту сумму. Еще начались проблемы с Пенсионным фондом из-за ошибочно начисленного долга, который нельзя было оплатить, поскольку счет заблокировали. В общем, принципиальное давление со стороны власть имущих.

Все это время я пытался запустить купленный мной станок. Нужен был кредит на миллион рублей на закупку сырья и материалов. С этим кредитом я бегал полгода и нигде не смог получить, хотя в залог я мог предложить работающий бизнес с оборотами порядка 7-8 млн рублей в квартал, и сам станок. Мне никто не дал миллион. И я знаю почему – была команда: «Задушить!». Таких ситуаций тысячи.

Виной всему Facebook и моя активная гражданская позиция. Аксенов и другие чиновники очень боятся за свой имидж. В Крым уже закачан триллион рублей. Что у нас сделано? Аэропорт, «Таврида», новая больница и энергоснабжение. Аэропорт строил частный инвестор, «Таврида» была под контролем федералов, больницу два года не могли сдать. В Симферополе прямо возле Госсовета решили сделать кукольный театр. За миллиард рублей они выдали ужасное бетонное монолитное здание - и деньги кончились.

«Чистую воду отдадут элите, а местным жителям - опресненную»

Сергей Потебня, юрист, Ялта

После того, как Украина перекрыла подачу воды в Крым, вопрос водоснабжения стал очень острым. На южном берегу полуострова, в частности в Большой Ялте, проблем с водой меньше благодаря Счастливенскому водохранилищу. Но не так давно появился проект строительства заводов по опреснению воды по системе обратного осмоса на 20 тысяч кубометров в сутки. Стоимость проекта примерно 3 млрд рублей. Есть гипотеза, что чистую природную горную воду хотят направить в элитный отель Мрия, который располагается здесь в Большой Ялте, а обычным жителям будут подавать опресненную воду.

СанПиНов по опреснению воды в России просто нет. Пресной воды достаточно, и такого вопроса до присоединения Крыма никогда не стояло. Есть ли экологические исследования? Почему именно такой завод нужен, а не другой? Куда отходы девать? Никто ничего не объясняет и с людьми не советуется. Глава Крыма Сергей Аксенов сказал: «Все, будем строить и никаких вопросов».

В России лучше в плане безопасности жизни – не убьют посреди улицы и так далее. Пенсии выше, коммунальные услуги дешевле. В плане свобод и поездок сейчас никто никуда не ездит. В плане коррупции или отношении к людям тоже сказать трудно. То, что сейчас в Украине свобода – это да, но завтра они выберут нового президента. Что-то поменяется у них? Мы не выбираем президента каждые 4 года. Он у нас просто есть, у него выше рейтинг доверия. Что лучше, мы до конца не знаем.

«В целом люди рады, что из Москвы деньги везут»

Александр Граф, предприниматель, Ялта

Я приехал в Крым из Москвы после присоединения к России заниматься бизнесом. Открыл ресторан «Колибри» в Ялте, но больше года он не проработал. С местными было тяжело. В основном они недовольны своей жизнью, потому что приходится платить налоги, а при Украине они их не платили. Взятку давали и все. Сейчас надо платить налоги, получать разрешения на строительство. Все стало более цивилизованно.

Когда работал мой ресторан, ко мне приходили всякие «решалы» и говорили: «Давайте решим этот вопрос или вот тот». Я отказывался, и начинались палки в колеса. Это были мелкие дела, но ресторан стал убыточным занятием. Я решил, что лучше будет выкупать участки под частное строительство. При наличии денег это легко. Оформление сейчас очень быстрое. Цена на землю правда завышена чуть ли не вдвое — у местных к этому какое ведь отношение? Пришла Россия, денег много, ну и пускай платят.

В Ялте есть проблемы с пресной водой. Воду дают по часам утром и вечером. Непонятно, зачем это нужно. Я знаю, что воды хватает. В дома, которые я строю на продажу, будет подаваться вода постоянно. Я просто знаю, где вода есть, в районе Массандры.

В целом люди рады, что из Москвы деньги везут. В пандемию границы закрыты со многими государствами, а всем надо на море отдыхать, вот и вспомнили про Крым. Но сервис тут не очень развит, в отелях можно встретить откровенное хамство. Яхтпарк старый, хотя потихоньку обновляется. Деньги перестали воровать в таких количествах, как в начале.

«Властям не нужно развитие - регион и так финансируют»

Павел Гопотченко, директор морского агентства, Севастополь

Осенью 2014 года я зарегистрировал свое агентство и начал работу в трёх портах Крыма: Севастополе, Евпатории и Ялте. Из-за санкций ситуация в торговле сильно ухудшилась: число заходов судов упало в 10 раз с 2013 по 2019 год. За много лет работы в сфере морских грузовых перевозок я такого снижения никогда не видел. Проблема санкций на порты Крыма за семь лет так и не решена.

Морехозяйственный комплекс Крыма находится в тяжелейшем состоянии. Многие компании либо разорились, либо находятся на грани дефолта. Кто-то ещё тянет, за счёт прямой государственной поддержки либо госзаказов. Но если в соцсетях озвучить эту проблему, многочисленные ура-патриоты станут возражать что зато в Крыму строят дороги, забыв упомянуть, что это делается на федеральные, а не местные деньги. Или: «Зато нам теперь не навязывают украинский язык». При этом если предложить Крыму простейшие схемы для развития и привлечения частных инвестиций, то власти скорее всего откажутся под благовидным предлогом. Ведь при нынешнем уровне финансировании Крыма им «и так хорошо».

«Я не чувствую себя в безопасности сейчас — как и любой здравомыслящий человек в Крыму»

Нариман Мамедиминов, активист, провел 2,5 года в колонии за публичные призывы к террористической деятельности

22 марта 2108 года я был арестован якобы за публичное оправдание терроризма (По официальной версии и формальной причине — из-за того, что у меня на YouTube-канале было несколько видеозаписей о выступлениях в Симферополе организации «Хизб ут-Тахрир» (запрещена в России). Это был ролик о том, как она проводила митинг, а также новости, посвященные траурным и памятным датам для крымских татар, например, о 19 апреля, о Ханском дворце. В этом власти усмотрели оправдание терроризма.

Никаких призывов или оправдания терроризма в роликах не было и быть не могло. То, что это был формальный предлог, выяснилось еще при допросах свидетелей со стороны защиты и через экспертизы, которые проводились. Реальная причина, которая так и не была озвучена в материалах дела, но звучала в разговорах с силовиками, это то, что я с 2014 года по мере своих сил писал статьи, новости, снимал видео, вел стримы с мест обысков, из судов, которые начались у нас по «террористическим» статьям.

Я освободился в сентябре 2020 года и сразу приехал домой в Крым. Всем было очевидно, что дело сфабриковано, не верят люди в эти лживые обвинения. Я не чувствую себя в безопасности сейчас — как и любой здравомыслящий человек в Крыму, у которого есть гражданская позиция, солидарность с народом и с репрессируемыми. В референдуме я не участвовал, мне было понятно, что решает не народ. Решали насильно.

Думал ли я уехать из Крыма? Были всякие мысли, но не для этого мы, крымские татары, возвращались десятилетиями сюда всем народом, чтобы по чьей-то прихоти теперь взять и уехать. Моему отцу было пять лет, когда его везли в вагоне для скота из Крыма. Эти воспоминания будут жить всегда.

Официальные заявления чиновников и членов правительства про реабилитацию крымских татар, строительство большой соборной мечети, все эти дороги, садики, школы - на одной чаше весов. А на другой - обыски, аресты, дети без отцов, лишившиеся сыновей родители, наша культура и религия. Я убежден, что каждый крымский татарин скажет, что вторая чаша весов все перевешивает.