Гадание на ВВП. Почему годовые прогнозы МВФ и Всемирного банка не точнее генератора случайных чисел

EN

Неверные прогнозы — практически норма

«Если современная история нас чему-то и учит, то экспертам придется объясниться по поводу того, что, по их словам должно было произойти, но так и не произошло», — возмущался еще президент США Рональд Рейган в январе 1984 года. Обещанный им за четыре года до этого профицит федерального бюджета в $30 млрд, несмотря на бурное восстановление американской экономики, так и не был достигнут. Спустя 40 лет уровень точности макроэкономических прогнозов не сильно изменился. И это проблема, ведь государство планирует свою политику, отталкиваясь от ожиданий на будущий год. К примеру, из-за ошибочных прогнозов на 2022 год «Американский план спасения» способствовал росту инфляции — инвестбанки, такие как JPMorgan, Goldman Sachs и Citigroup, ожидали роста биржевого индекса S&P 500 в 2022 году, а в реальности он упал на 19%.

Понятно, что когда в ситуацию вмешиваются неэкономические факторы (например, коронавирус), все предсказания идут насмарку, но и чисто экономические кризисы эксперты предсказывать не умеют. Так, экономисты сумели спрогнозировать спад производства по итогам года только в каждом тридцатом (!) случае, показало исследование прогнозов МВФ, Всемирного банка и независимых негосударственных аналитиков в 63 странах за 1992–2014 годы. «Рецессии не редкость, — резюмировал его автор, макроэкономист МВФ Пракаш Лунгани. — Редкость — предсказанные рецессии». Издание Financial Times выяснило, что на протяжении 27 лет МВФ каждый октябрь прогнозировал, что в следующем году в среднем пять экономик в мире столкнутся с экономическим спадом. На практике сокращение в среднем демонстрировали 26 стран.

Еще одно исследование на данных 602 программ кредитования от фонда с 1992 по 2019 год показывает, что МВФ систематически переоценивает будущий рост ВВП стран, у которых до того темпы восстановления экономики были высокими, и наоборот - показатели восстановления экономики стран с низкими доходами и низкими темпами роста недооцениваются. По сути прогнозисты просто проецируют прошлые показатели на будущее.

Отдельная проблема заключается в том, что на экономику сильно влияют политические решения, а политику эксперты умеют предсказывать не лучше, чем экономику. Филип Тетлок, много лет исследующий точность политических предсказаний, проанализировал более 82 тысяч прогнозов от 284 экспертов и обнаружил, что даже самые точные лишь немногим лучше, чем случайное угадывание.

Психология самих прогнозистов тоже вмешивается в их анализ. Эксперты систематически недооценивают значение общедоступных рыночных данных и склонны переоценивать новую и инсайдерскую информацию, установило исследование экономистов Розена Валчева и Луки Джемми. В ряде случаев систематический пессимизм или оптимизм автора прогноза коррелирует с его отраслевой принадлежностью, заметили в российском рейтинговом агентстве АКРА. Так, прогнозы темпов роста экономики на следующий год, сделанные инвестиционными компаниями, в среднем почти всегда оказываются более оптимистичными, чем консенсус-прогноз. А прогнозы таких экономических агентов, которые лично заинтересованы в достижении определенных значений, — таких как доходы населения для Минэкономразвития России или дефицит бюджета для Минфина — лучше вообще воспринимать не как прогнозы, а как целевые сценарии, пишет АКРА.

Обычно среди экономистов можно услышать такую оценку: да, прогнозы, которые мы умеем делать сегодня, неточны, но это всё же лучше, чем ничего! Нет, не лучше, показывает простой статистический анализ прогнозов ВВП на будущий год, сделанных в последнюю четверть века уважаемыми экспертными центрами.

Почему прогнозы МВФ, Всемирного банка, ЦБ и МЭР — гадание на кофейной гуще

The Insider изучил прогнозы на будущий год по мировому и российскому ВВП от МВФ, Всемирного банка (ВБ), Центробанка России (ЦБ РФ) и Минэкономразвития (МЭР) за последние 25 лет. Cредняя абсолютная процентная ошибка (MAPE) у всех этих институций оказалась примерно одинаковой, в районе 1–1,1 (средняя квадратичная ошибка — 0,2). Если исключить из подсчета непредсказуемые годы пандемии, то MAPE становится немного меньше — 0,8 — но это тоже очень плохой результат, ведь чем лучше прогноз, тем ближе это значение было бы к нулю.

Чтобы понять, насколько этот прогноз плохой, The Insider сравнил его с показателем, при котором никакой экспертный анализ вообще не производится: мы просто берем средний рост за последние три года и считаем, что таким он будет и в следующем году. Такой «прогноз» тоже дает MAPE чуть меньше 1 для всех лет и чуть менее 0,8 для допандемийных прогнозов. Таким образом инерционный псевдопрогноз, который любой пятиклассник может посчитать в тетрадке умножением в столбик, оказывается не просто таким же по точности, но даже чуть-чуть «точнее», чем прогноз, сделанный ведущими мировыми экспертными центрами, вооруженными сложнейшими теориями и математическими моделями.

Если же не экстраполировать прошлый рост на будущее, а просто пытаться угадать случайно (в статистике это для красоты называется методом Монте-Карло — в честь знаменитых казино), то точность прогноза будет пониже, но совсем немного (MAPE 1,01 для всех лет и 0,9 — для допандемийных). Если убрать из расчетов не только годы коронавируса, но и кризис 2008 года, то и тут средняя ошибка слегка уменьшится, но «инерционный» прогноз окажется чуть лучше экспертного, а «случайный» — лишь незначительно хуже.

Одним словом, «экспертный» прогноз по росту ВВП на будущий год не просто неточный, это вообще не прогноз в подлинном смысле слова. Если модель, используемая экономистами, имеет такую предсказательную силу, что «инерционный прогноз» оказывается более точным, значит, эта модель попросту не работает и в использовании такого прогноза нет никакого смысла.

Кто-то может возразить: но должны же эксперты иметь хоть какой-то прогноз на год вперед, ведь государствам и инвесторам надо планировать свою политику! В действительности игрокам с таким же успехом можно формировать свои ожидания на основании роста предыдущих лет и нет никакой необходимости в специальных усилиях по угадыванию этого роста. К примеру, ни одна метеорологическая служба не делает прогноз погоды более чем на пару недель вперед, и в научном сообществе есть консенсус о том, что любой метеоролог, который заявит, что через два месяца 15-го числа в вашем городе будет дождь, — просто шарлатан. В экономике, как и в атмосфере, действует очень много переменных, и смоделировать рост ВВП на год вперед так же невозможно, как и предсказать осадки через месяц. Почему же тогда в экономическом сообществе считается позволительным «угадывать результат»? Парадоксальным образом это может объясняться не тем, что экономическая теория развита лучше, а наоборот, ее отсталостью: в метеорологии границы возможного хорошо изучены, в экономике — нет.

Еще одна причина, по которой неточность прогнозов по ВВП и другим ключевым макроэкономическим показателям мало обсуждается, — это то, что в стабильные годы прогноз будет мало отличаться от реальности, и потому он всех устраивает, а в годы кризисов экономисты почти всегда могут сослаться на какие-то неэкономические факторы, которые выходили за пределы их компетенции (например, коронавирус или война в Украине).

Проблемы методологии

Экономисты, конечно, отдают себе отчет в проблемах прогнозирования и потому часто говорят лишь о вероятности тех или иных событий, объясняет профессор экономики Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Олег Ицхоки. Как в случае с прогнозом МВФ по рецессии для 5 стран, хотя она случилась в 26. «Насчет пяти у аналитиков была некоторая доля уверенности. А еще в 21 стране это было неожиданное вероятностное событие, и мы можем прогнозировать только вероятность этого события — скажем, 10%, если рецессии случаются в среднем раз в десять лет. Мы также можем обсуждать факторы, которые снижают или увеличивают эту вероятность в будущем году — скажем, до 5% или до 20%».

Поэтому зачастую исходить из предыдущих результатов — хороший ход, признает Ицхоки: «Для инфляции лучшее предсказание — это взять среднее за предыдущие четыре квартала. Статистически процесс инфляции имеет некоторые свойства случайного блуждания. Если бы это было просто случайное блуждание, то лучшим предсказанием будущего было бы текущее значение инфляции. При этом вы не получаете точный прогноз, просто минимизируете ошибку, которая будет всегда присутствовать».

И все-таки экономисты не теряют надежды на возможность предсказывать будущее с помощью собственных теоретических моделей, адаптируя их под меняющуюся реальность. Например, еще до полномасштабной войны России против Украины экономисты увидели на основании статистики США, что резкое увеличение расходов министерства обороны выступает шоком спроса и приводит к росту доли труда в общем доходе, падению безработицы, росту номинальных зарплат, локальных ставок аренды жилья. А ВВП растет больше, чем выросли расходы на оборону. Эти статистически наблюдаемые данные не укладывались в принятую модель. Тогда экономисты предложили новую модель, чуть лучше описывающую именно этот случай.

Возможно, со временем экономические модели научатся давать прогноз чуть лучше генератора случайных чисел, но мешает этому не только сложность мирового устройства, но и то, что с моделями работают живые люди, которым свойственны всевозможные когнитивные искажения — инерция мышления, личная заинтересованность. Приверженцы политической партии, находящейся у власти, имеют склонность к оптимизму, в то время как их оппоненты склонны смотреть в будущее с тревогой, выяснил Ричард Эверетт, вице-президент банка Chase Manhattan в 1967-1987 годах, отвечавший за экономические исследования.

Не надо забывать и о том, что данные, на которых основываются расчеты, не всегда надежны. Некоторые из них просто неточны, другие становятся доступны с сильным запозданием. В итоге получается, что прогнозист вынужден предсказывать будущее, не имея полной информации о настоящем.

Особенно это актуально для России. В прогнозах и МВФ, и Всемирный банк используют данные Росстата. Но у России короткая история, к тому же ретроградно непредсказуемая — оценки могут быть пересмотрены позже. Скорректированные оценки ВВП регулярно больше первоначальных, выяснили исследовательницы из РАНХиГС Екатерина Астафьева и Марина Турунцева. Нередко эксперты считают, что эти пересмотры необоснованны и называют их «безобразной практикой по накручиванию ВВП». Отчасти это регулярная недооценка, отчасти — пересмотры методологии. Например, в 2015 году Росстат по требованию ОЭСР включил в расчет ВВП условную жилую ренту, то есть доход, который владельцы жилья получили бы, если бы продали его или сдали в аренду. Учитывая, что в России довольно трудно определить рыночную стоимость жилья, рассчитать этот показатель адекватно было бы сложно, зато он позволил повысить номинальный размер ВВП на несколько процентов. Из недавних «улучшений» Росстата — новая методология расчета креативной экономики, которая также должна привести к тому, что рост ВВП будет выглядеть более внушительным.